 |
СВОБОДНЫЙ МИР: "НА ТРОИХ НЕ ВХОДИТСЯ". ЛОГИКА БЕЛОРУССКОГО AD HOC-СУВЕРЕНИТЕТА
В современной Беларуси концепт суверенитета испытывает множественное влияние самых разнообразных факторов. Действующий политический режим обеспокоен не только сохранением известной энигмы "белорусский суверенитет", но и активным использованием собственно процесса этого сохранения во внутриполитических и внешнеполитических практиках. Однако если посмотреть на те вызовы, с которыми был вынужден столкнуться белорусский политический класс только в течение последнего года, то становится очевидной востребованность концептуального переосмысления тех политических конструктов, что столь интенсивно использовались властями последние пятнадцать лет.
Военные действия на Кавказе в августе 2008 года создали ситуацию, при которой Минск был вынужден определяться в вопросе признания или непризнания двух новых суверенитетов. Естественно, внешнеполитическую оболочку "суверенное право каждого государства" можно применить для практически любого самостийного шага. Вот, только ответ по существу все равно придется представить.
Признавая суверенитеты Южной Осетии и Абхазии, Беларусь фиксирует изменение сложившихся постсоветских границ. Кто-то из наблюдателей заметит: "Вчера Грузия, сегодня, может, Украина, а завтра и Беларусь". Но более существенно другое. Признавая новые суверенитеты, независимая Беларусь подтверждает отсутствие довольно странного для международного права образования "Союзное государство Россия-Беларусь". Без сомнений, суверенитет союзного государства не признан даже Москвой и Минском. Но асинхронные действия порождают проблему совсем другого толка - время от времени в информационно-политическом пространстве возникает идея о присоединении или вхождении Южной Осетии и Абхазии в союзное государство. А это уже ставит знак равенства между, например, Минском и Сухуми, что в белорусской столице практически полностью исключено.
Непризнание новых суверенитетов ограничивает условия сближения с Москвой. Для президента А. Лукашенко такой вариант выступает вполне подходящим. Но здесь проблема заключается в том, что признание-непризнание уже стало предметом торга. Если бы Минск с самого начала занял вполне однозначную позицию: нет, не признаем или да, признаем, но по условному косовскому сценарию, т.е. после того, как это сделают 25-30 ведущих мировых держав, то вероятность испытывать множественное и разнонаправленное воздействие "внешних факторов" была бы предельно понижена. Но в этом и проявляется известная слабость белорусского суверенитета.
Конечно, он не является абсолютным или, как говорят теоретики, классическим вестфальским. Суверенитет эволюционно отходит от своего абсолютного прочтения, а сама парно-бинарная конструкция "суверенитет - несуверенитет" подразумевает, что любое положение, не совпадающее с абсолютным, оказывается несуверенитетом. Традиционно считается, что суверенитет размывается, например, в силу действия системы международных договоров, накладывающих определенные ограничения на отдельно рассматриваемые государства. Но существенной особенностью современного складывающегося миропорядка выступает отрицание ценностей суверенитета как такового. Это приводит не столько к отказу от суверенитета, сколько к постоянно меняющейся эклектике суверенитета и несуверенитета.
Данный тезис воспринимался бы на порядок спокойнее и естественнее в сегодняшней Беларуси, если бы в постсоветское время (т.е. с момента "прекращения действия" советского суверенитета) в политикуме происходила регулярная ротация. Тогда бы и в экспертно-аналитическом сословии, и в обществе в целом дискуссия о целесообразности сближения с Россией и/или Западом проходила последовательно, вдумчиво и результативно. В Беларуси почти тефлонового Лукашенко востребован определенный и предельно специфичный тип государственности - суверенитет по случаю, суверенитет ad hoc.
Очевидно, что Минск испытывает не только "влияния" и "деяния" Москвы. Инициатива Европейского союза "Восточное партнерство" воспринимает Беларусь в ряду шести бывших республик СССР. Даже в этом проявляется некий группировочный принцип, учитывающий неабсолютность белорусского суверенитета.
Еще в момент формулирования "Восточное партнерство" отказалось от риторики разделяемых ценностей. Но это не означает, что Брюссель замещает принципы достижения общих ценностей ситуационными и конъюнктурными наборами интересов. В условиях финансово-экономического кризиса они, дескать, могут быть одни, а в ситуации неминуемого посткризиса - совсем другими. В условиях, когда одна из стран-участниц Содружества независимых государств утрачивает четверть собственной территории, белорусские интересы, дескать, выстраиваются вокруг определенных положений международного права, а при теоретически возможном восстановлении территориальной целостности - определяющими начинают выступать другие нормы и утверждения.
В той или иной степени характеристики контуров любых интеграционных проектов "вынуждено" базируются на трех взаимосвязанных тезисах. Во-первых, уникальность всех и каждого на постсоветском пространстве должна уступить универсальности объединительного прогресса. Во-вторых, различия этих стран являются не качественными; принцип условного подобия для тех, кто стремится к интеграции, должен стать операционным. В-третьих, межстрановые и кроссграничные заимствования не только возможны, но и должны всячески приветствоваться.
Взаимный опыт успешного преодоления вызовов догоняющей модернизации использовать полезно и необходимо. Вот только риторику разделяемых ценностей Брюсселю все равно придется использовать. Пусть и на временно отложенной основе. Иначе условности и недоговоренности, заложенные в программу "Восточного партнерства" не создадут критической массы сильных побудительных мотивов, которые могли бы способствовать тому, чтобы не в полной мере демократические режимы ориентировались на демонстрацию намерений по интеграции в систему европейских правил и ценностей. Задач копирования регионально обусловленных версий принципа Европейской политики соседства "большее для большего" никто не отменял.
Другим важным, хотя и сугубо текущим моментом является дискурсивная оценка экономического положения Беларуси. Еще год назад некоторым наблюдателям представлялось, что национальная экономическая система довольно устойчива и, вот, ранее - "пока страна оставалась бедной, номенклатура могла довольствоваться неким минимумом власти и достатка, который гарантировал ей президент". Теперь же стоит ожидать определенной легитимации богатств и перераспределения собственности, результатом чего станет отказ от охранительной стратегии во внешней политике. Дополнительно, пока Беларуси были гарантированы относительно дешевые российские энергоносители, ей не было нужды отделяться от "союзного" экономического пространства. Но при высоких ценах на нефть и газ и с перспективой падения транзитных доходов, а Россия неоднократно подтверждала намерение переориентировать белорусский нефтяной транзит на Балтику, не открывать свой производственный потенциал Западу было бы экономическим самоубийством.
С другой стороны, разразившийся финансово-экономический кризис наглядно продемонстрировал изъяны белорусской экономической модели. Богатства "сжались", инновационный уклад сам по себе не возник, снижение цен на российские энергоресурсы сопроводилось существенным ослаблением национальной валюты и выстраиванием довольно высокого протекционистского "забора" для белорусского импорта в Россию.
"Мы готовы поступиться своими интересами, где-то отступить от твердой позиции, если это, конечно, не касается принципиальных вопросов: нашего суверенитета, независимости", - передало менее месяца назад агентство "Белта" слова президента А. Лукашенко на встрече с делегацией американского конгресса. "Мое предложение - не откладывать в долгий ящик те проблемы, которые существуют в отношениях между нашими государствами. Встает вопрос, что надо прежде всего сделать для этого? Ответ простой: давайте уберем все завалы, которые мы с вами соорудили и которые мешают нашим отношениям. А затем начнем писать историю наших новых отношений более светлыми радужными красками, нежели теперь. При этом я хочу чтобы вы понимали: мы люди не твердолобые, мы знаем с кем имеем дело. США - это ведущая мировая держава, лидер мирового развития, очень технологичная страна, где живут умные трудолюбивые и очень ответственные люди. И выгода от такого сотрудничества для нас очевидна".
Тем временем на "Восточном фронте" отношения определялись и переопределялись "загогулинами" по формированию Таможенного союза с Россией и Казахстаном. Известно, что отказ Москвы от переговоров по вступлению во Всемирную торговую организацию ради Таможенного союза с Беларусью и Казахстаном был первоначально позиционирован в Минске как органично вписываемый во внешнеполитический курс российских властей. Россия, дескать, самоопределяется как держава, не желающая связывать себя никакими международными обязательствами.
Со временем, однако, стало несомненным, что июньский отказ от индивидуального вступления России в глобальный торговый альянс является не только экономическим, но и политическим решением; более того, это - важный элемент глобального, надрегионального выбора России. России, но не Беларуси. - Практически так же Москва не присоединяется к Энергетической хартии на фоне постоянных разговоров российского политического класса об энергетической безопасности и "Газпроме" как ее надежном гаранте. Ведь именно желание устанавливать свои правила стало внешнеполитическим кредо "встающей с колен" державы. Российской державы, но никак не союзного государства.
Неоизоляционизм - трудная для продвижения вещь. И на порядок трудный для продажи товар. В каком-то смысле отказ от индивидуальных путей-дорог в ВТО был вполне логичен. Он дополнительный раз подчеркивал неготовность Москвы и Минска интегрироваться в мировое сообщество, поскольку это воспринимается национальными властными стратами как покушение на частные суверенитеты. Но и у России, и у Беларуси недостаточно политического и экономического потенциалов, чтобы устанавливать свои правила игры за пределами стран.
В лучшем случае, не трудно предположить, дело ограничится дальнейшим обособлением союзных государств (государства) от Европы. Но если для Москвы в этом нет ничего удивительного, так как сегодняшняя официальная Россия считает себя особым миром: не Востоком и не Западом, не Европой и не Азией, то для Минска подобные "особости" не выглядят абсолютно очевидными.
В течение последних четырех-пяти недель выяснилось, что "решение вступить в ВТО в рамках Таможенного союза неосуществимо и вынудит отложить этот процесс на неопределенное время". "На троих не входится." И вновь срабатывает механизм ad hoc суверенитета. Все как бы отыгрывается назад, но с определенными репутационными издержками и ощущением, что российско-американская "перезагрузка" абсолютно никак не затрагивает геометрию отношений с Беларусью. Предпродажная стадия неоизоляционизма конвертируется лишь в известные брюссельские рекомендации перейти, наконец, к реальному капитализму. Реальный капитализм - это приватизация. А реальная приватизация - это допуск в страну иностранных инвестиционных ресурсов.
Получается, что логика ограничения и отхода от ad hoc суверенитета предъявляет требования по строительству эффективного национального государства, а это, в свою очередь, заставит и, кстати, отчасти уже заставляет вставать на рельсы "открытого" капитализма, оживлять экономику, а со временем и приватизировать госсектор. Пока же Минск вынужден по-прежнему просить кредиты на Западе, демонстрируя свою состоятельность через самостоятельность. Самостоятельность от, но не самостоятельность для. Дадут их или нет - фактически зависит от меры заявленной перед Западом лояльности. И это, необходимо отметить, сугубо белорусская проблема, то есть проблема сугубо суверенная.
Олег РЕУТ
“Свободный мир”, 17 июля 2009 г.
|
|
|
