 |
ДВИЖУЩИЕ ФАКТОРЫ РАЗВИТИЯ НА ПОСТСОВЕТСКОМ ПРОСТРАНСТВЕ НА СРЕДНЕСРОЧНУЮ ПЕРСПЕКТИВУ
АНДРЕЙ КАЗАНЦЕВ,
Кандидат политических наук, старший научный сотрудник Центра Евроатлантической безопасности МГИМО (У) МИД РФ, Москва
После российско-грузинского конфликта, обострения всемирного экономического кризиса и победы Барака Обамы на президентских выборах в США на всем постсоветском пространстве сложилась новая конфигурация факторов или движущих сил (scenario drivers), которая может начать определять перспективы развития новых независимых государств. Попробуем проанализировать возможное действие этих движущих сил на среднесрочную перспективу (до 3-5 лет).
В целом, можно выделить 3 группы разных факторов, относящихся, соответственно: 1) к глобальному контексту развития постсоветского пространства, 2) к структуре самого этого пространства и 3) к отношениям Россия – Запад.
1. Глобальный контекст развития постсоветского пространства
А. В современном мире разворачивается целая серия разнообразных кризисов. Прежде всего, к их числу можно отнести глобальный экономический кризис. Страны постсоветского пространства рискуют оказаться в группе наиболее пострадавших от него, и в этом плане весьма вероятно даже уменьшение их доли в совокупном мировом ВВП. При этом парадокс заключается в том, что кризис в самом его эпицентре, т.е. в США, хотя и грозит уничтожением остатков американской гегемонии в мире, может оказаться даже не столь разрушительным, как на его периферии.
В частности, глобальный кризис наиболее серьезно грозит 3-м группам стран:
—«новым» рынкам, расположенным на «периферии» глобальной экономики, где нет устоявшегося доверия мировых и внутренних инвесторов и откуда наблюдается серьезный отток капитала;
— странам, имеющим большие краткосрочные внешние долги, номинированные в иностранной валюте (включая государственный долг и долг корпоративного сектора);
— странам, ориентированным на одну сырьевую отрасль (прежде всего, добычу и первичную переработку металлов и энергетического сырья, цены на которые особенно сильно упали).
Все три группы стран представлены на постсоветском пространстве.
Кризисные явления в экономике могут провоцировать конфликты в социальной, внутри- и внешнеполитической областях. Правда, в условиях, когда от мирового кризиса будут страдать все ключевые игроки, больших ресурсов на внешнеполитические конфликты никто выделить не сможет.
Кроме экономического кризиса очень серьезными являются разворачивающиеся в мире продовольственный и водный кризисы. Они уже в настоящее время серьезно сказываются на центральноазиатском регионе, дестабилизируя его.
При этом оба кризиса накладываются на продолжающийся рост населения в ряде стран Центральной Азии. В сочетании с экономическим кризисом они будут продолжать провоцировать «выдавливание» экономических мигрантов из Таджикистана, Узбекистана, Кыргызстана, направляющихся, прежде всего, в Россию. В сочетании с уменьшением числа рабочих мест в самой РФ это может стать дополнительным фактором конфликтности из-за роста межэтнической напряженности. Правда, в сторону некоторого снижения этого фактора конфликтности продолжает «работать» все обостряющаяся нехватка рабочей силы, прежде всего, низкоквалифицированной, в самой России. Последнюю мерами одной демографической политики вряд ли удастся преодолеть даже в долгосрочной перспективе.
До сих пор, несмотря на широко распространенные в ряде бывших советских республик мифы о «китайском нашествии», китайские рабочие практически не обращали внимания на сопредельные территории постсоветского пространства (Сибирь, Дальний Восток, Центральную Азию). Однако массовые увольнения в КНР могут резко изменить ситуацию. Катастрофичной в плане провоцирования международных и межэтнических конфликтов может стать ситуация, когда рабочие, выброшенные с китайских предприятий (а там уже наблюдаются огромные сокращения и даже невыплаты зарплат по образцу России 1990-х гг.), попытаются найти работу в России и других странах ШОС.
Глобальный экономический кризис спровоцировал резкое падение цен на энергоносители и, тем самым, притормозил глобальный кризис нехватки энергетических ресурсов. Однако, по многим прогнозам, уже в двух-трехлетней перспективе цены на нефть могут снова очень резко вырасти, а это будет дальше провоцировать конкуренцию ключевых мировых игроков за Каспийский регион. При этом по мере реализации энерготранспортных проектов КНР с Казахстаном и Туркменистаном конкуренция вместо дуальной структуры Россия – Запад все больше будет принимать вид «треугольника» Россия – Запад – Китай.
Б. Как отмечается в докладе Национального совета по разведке США «Глобальные тенденции 2025: Трансформированный мир»[1], Америка не сможет одновременно решать серьезные внутренние проблемы и поддерживать структуры однополярного мира. Влияние стран группы БРИК (Бразилия, Россия, Индия, Китай), проводящих полностью независимую от США внешнюю политику, будет расти (особенно, это относится к Китаю и Индии). В связи с этим мир ждет резкий рост неопределенности. В указанном докладе, в частности, отмечается, что увеличивающаяся многополярность не будет сопровождаться ростом числа инструментов согласованияпозиций между ключевыми игроками. Это, в свою очередь, может привести к увеличению числа конфликтных ситуаций в мире. Последнее особенно касается тех частей постсоветского пространства (Центральная Азия и Кавказ), которые являются ареной конкуренции ключевых геополитических сил современного мира.
Особенно важным становится рост китайского влияния в Центральной Азии. Последнее провоцирует также и международный кризис. С одной стороны, КНР в условиях глобальной неопределенности будет заинтересована в том, чтобы гарантировать стабильность и экономический контроль в ближайшей периферии. С другой стороны, у центральноазиатских стран появляется дополнительный повод считаться с Китаем, так как влияние США на мировые дела будет падать, а РФ страдает от экономического кризиса больше, чем КНР.
2. Структура постсоветского пространства
А. Одной из важнейших тенденций, которая сохраняется в среднесрочной перспективе, является продолжение распада структур постсоветского пространства[2]. Особо показательным в этом плане будет продолжающийся распад СНГ. Эту структуру уже покинули Туркменистан (в пользу ассоциированного членства и политики «позитивного нейтралитета») и Грузия (в пользу интеграции в евроатлантические структуры). Вполне вероятно, что СНГ в перспективе 2-5 лет могут покинуть другие государства (например, Узбекистан, традиционно подчеркнуто дистанцирующийся от многосторонних интеграционных проектов и предпочитающий двустороннее сотрудничество). Особенно тяжелым для этой структуры может оказаться возможный выход Украины (по примеру Грузии), например, в случае обострения ситуации в Крыму.
Все меньше общего будет оставаться между разными по политической ориентации группами постсоветских республик. Прежде всего, это относится к «пророссийски ориентированным» группам (члены ОДКБ и ЕврАзЭС) и к «прозападно ориентированным» группам (члены ГУАМ и Сообщества демократического выбора).
Однако немного общего остается и между странами, расположенными в разных частях бывшего СССР, прежде всего, между центральноазиатской, южнокавказской и европейской ее частями. Это будет продолжать разрушительно сказываться на всех интеграционных проектах, охватывающих постсоветское пространство, в целом. Так, даже в таком относительно успешном проекте, как ОДКБ, между тремя его регионами коллективной безопасности (европейским, кавказским и центральноазиатским) нет ничего общего, кроме того, что во всех них представлена Россия.
Однако постсоветское пространство исчезает не бесследно. Внутри него идет процесс постепенного выделения сферы влияния России из аморфных интеграционных структур. Этому, в частности, способствуют некоторые успехи инициированных Россией интеграционных проектов «второго поколения» (ЕврАзЭС и ОДКБ). Однако России пока не удается нащупать современные формы, в которых такая сфера влияния могла бы существовать. Когда российская политика по созданию «сферы влияния» принимает классические формы, характерные для XIX в., этот процесс приходит в явное противоречие с современным пониманием суверенитета независимых государств и встречает ярую критику как на Западе, так и в самих постсоветских странах.
Важно отметить, что потенциал постсоветских стран весьма неоднороден. Критика «имперской политики России» особенно характерна для таких стран, как Украина, Грузия и Узбекистан, которые, если внимательно проанализировать их региональный, этнический, субэтнический состав и претензии на международно-региональное лидерство, сами являются, скорее, потенциальными империями, чем национальными государствами. Поэтому можно предположить, что в вышеперечисленных случаях речь идет не столько о борьбе молодых наций против империй, сколько о борьбе разных потенциальных имперских и квазиимперских структур.
Б. Для всех стран постсоветского пространства будет по-прежнему характерна ярко выраженная многовекторность. Традиции многовекторности твердо заложены в подавляющем большинстве стран постсоветского пространства после 1991 г. (за исключением твердо сделавших свой выбор в пользу ЕС и НАТО стран Балтии). Правда, в разных случаях многовекторность принимает разные формы.
Классическая ярко выраженная многовекторность в виде одновременного участия в разнонаправленных международных структурах и проектах будет продолжать характеризовать политику Казахстана и Киргизии. Таджикистан после долгого периода почти полной зависимости от России также пытается перейти к многовекторности того же типа.
Азербайджан и, особенно, Туркменистан будут продолжать пытаться дистанцироваться от всех возможных обязательных союзов (или участвовать в них больше номинально, чем реально) с целью максимизировать конкуренцию внешних игроков за свои энергетические ресурсы.
Армения в силу долгосрочных стратегических причин будет пытаться сохранять многовекторную политику при преимущественном военно-политическом сотрудничестве с Россией в рамках ОДКБ до тех пор, пока ее безопасность не сможет гарантировать какая-либо конкурирующая международная структура (например, НАТО). В равной мере нерешенная приднестровская проблема и стратегическое положение на окраине единой Европы заставляет правящих молдавских коммунистов, в конечном итоге, несколько больше ориентироваться на Европу.
В случае Узбекистана многовекторность принимает ярко выраженный характер постоянных волнообразных колебаний между пророссийской-прокитайской и прозападной ориентациями. В настоящее время, после приостановки членства в ЕврАзЭС, он находится в состоянии перехода к новой «прозападной» волне, хотя этот процесс еще не принял необратимого характера. В частности, Узбекистан явно привержен сохранению членства в ШОС; пока также не наблюдается признаков подготовки к выходу из ОДКБ, напротив, Узбекистан готов перечислить этой структуре свои взносы.
На Украине борьба векторов влияния будет неизбежно сохранять ярко выраженный характер внутриполитического и регионального конфликта. При этом, скорее всего, преобладание евроатлантического вектора интеграции над российским в официальной политике сохранится (хотя, возможно, в более мягкой форме) и после ухода В.Ющенко. В этом плане замена его, например, на Ю.Тимошенко способна несколько смягчить остроту идеологического конфликта по линии Россия-Запад, однако объективные противоречия (например, по экономическим вопросам) никуда не исчезнут.
Грузия и Белоруссия– страны, для которых многовекторность характерна в наименьшей степени. Правящие там политические группы и лидеры четко связали себя, соответственно, с Западом и с Россией. Тем не менее, показательно, что, например, А.Лукашенко в последнее время отчаянно маневрирует, пытаясь создать новые «вектора» белорусской внешней политики, прежде всего, в отношениях со странами ЕС. Сходные, хотя и весьма противоречивые попытки помириться с Россией до конфликта в Южной Осетии и Абхазии предпринимал и М.Саакашвили. Возможно, что в случае смены его, например, на Н.Бурджанадзе, при общем сохранении структуры российско-грузинского конфликта, его идеологическая острота несколько смягчится.
Единственными исключениями из правила многовекторности будут два новых официально признанных Россией государства – Абхазия и Южная Осетия. При этом будет периодически обсуждаться вопрос об их вхождении в состав России, хотя, скорее всего, ситуация будет заморожена наподобие того, что имеет место вокруг Турецкой республики Северного Кипра. Руководству Приднестровья, особенно учитывая южнокавказские прецеденты, также не остается другого выбора, кроме ориентации на поддержку России.
Многовекторность на постсоветском пространстве следует понимать не только, как это делают многие эксперты в России, в качестве отсутствия определенного выбора в пользу тех или иных крупных союзников и моделей развития. Речь идет о вполне логичном выборе в пользу максимизации собственной свободы и власти со стороны политических элит новых независимых государств. В этом плане все вполне укладывается в модель «рационального выбора». Политические элиты новых независимых государств заинтересованы в сохранении максимальных возможностей маневра между крупными международными игроками, прежде всего, Россией и странами Запада. Это максимизирует их власть.
В случае если степень согласия между Россией и Западом в отношении политик новых независимых государств велика, у постсоветских стран нет выбора. Им приходится делать то, что диктуют Россия и Запад вместе. Примером может служить то, что Белоруссию и, особенно, Украину и Казахстан заставили отдать России ядерное оружие. В случае если степень согласия между Россией и Западом исключительно мала, а противоречия особо велики, новые независимые государства оказываются перед необходимостью выбора. Перед ними ставят альтернативу «или» - «или», что сильно сокращает возможность маневра во внутренней и внешней политике. Однако если Россия и Запад действуют не совсем врозь, но и не совсем вместе, такая ситуация для властей постсоветских стран оптимальна. В этом случае объем власти постсоветских элит максимален. Они получают возможность маневрировать и использовать конкуренцию России и Запада для получения помощи с обеих сторон. В результате власти новых независимых государств максимально заинтересованы в том, чтобы сохранять неопределенность. Они пытаются маневрировать между Россией и Западом, избегая лобового столкновения и создавая буферное пространство в случае слишком сильных противоречий между ними. Однако если возникает возможность слишком большого сближения между позициями России и США на постсоветском пространстве, страны региона заинтересованы в том, чтобы «ссорить» крупные державы. В целом, подобная ситуация была характерна для неприсоединившихся стран «третьего мира» в период «холодной войны».
В. Геополитическая неопределенность и перспективы ее эволюции
Геополитическая неопределенность на постсоветском пространстве заключается не только в постоянном маневрировании новых независимых государств между Россией и Западом. Структура этого пространства намного сложнее.
При движении с запада на восток постсоветского пространства видно существенное повышение степени геополитической неопределенности, имеющей глубокие исторические корни. В странах Балтии на уровне формальных и неформальных институтов доминируют западные влияния (геополитической неопределенности почти нет). В европейских странах СНГ (Украина, Молдова, Белоруссия) происходит столкновение между Западом и Россией (это можно назвать «геополитической неопределенностью первой степени»). На Кавказе к этому прибавляется исламский фактор («геополитическая неопределенность второй степени»). Наконец, в Центральной Азии геополитическая неопределенность достигает максимума за счет роста влияния Китая и других стран АТР («геополитическая неопределенность третьей степени»).
Неоднородность влияния исламского и азиатского (особенно, китайского) факторов – обстоятельство, которое также ведет к распаду постсоветского пространства, к повышению степени его неоднородности. На среднесрочную перспективу конфликт Россия–Запад — то единственное, что пока еще будет объединять постсоветское пространство. Однако рост влияния других геополитических векторов — прежде всего, китайского на Центральную Азию – будет постепенно провоцировать дальнейшее расхождение траекторий развития бывших советских республик.
Сама структура высокой и повышающейся к востоку геополитической неопределенности на постсоветском пространстве будет в среднесрочной перспективе сохраняться и провоцировать новые конфликты.
Г. Внутренняя неопределенность в постсоветских странах
Последняя будет сохраняться на достаточно высоком уровне. Выше мы уже упомянули о той существенной роли, которую может сыграть смена президентской власти в том или ином направлении в Грузии и на Украине. Эта неопределенность связана с достаточно слабыми позициями М.Саакашвили и В.Ющенко.
Однако большая степень неопределенности возникает и в двух других ключевых постсоветских странах –Узбекистане и Казахстане. Она связана с тем, что имеющие исключительно сильные политические позиции президенты этих государств должны будут, с учетом возрастного фактора, рано или поздно передать кому-то власть.
Некоторая неопределенность в плане конкуренции высших элитных эшелонов есть и в России. Повышение определенности ситуации здесь может сказаться на выборе той или иной стратегии на постсоветском пространстве.
3. Отношения Россия – Запад
А. На среднесрочную перспективу отношения между Россией и странами Запада будет определяться сохраняющейся тенденцией к долгосрочному расхождению ценностей и интересов. Последнее связано, прежде всего, с тем, что в России либерально-западнический проект модернизации в 1991-1998 гг. не просто провалился, но и в долгосрочном плане дискредитировал среди населения любое движение в этом направлении. В результате, начиная с кризиса 1998 г. в России идет поиск альтернативной модели модернизации (пример –«суверенная демократия»).
В ситуации глобального кризиса стремление России к «альтернативности», скорее всего, вырастет. В случае отсутствия общих ценностей и стандартов Запад никогда не будет доверять России и будет готов сотрудничать с РФ лишь на краткосрочной и ситуационной основе (как это имело место в случае борьбы с терроризмом). В свою очередь, в России очень существенная часть политических элит попытки стран Запада установить общие ценности и стандарты будет понимать как стремление «снова навязать разрушительные для государства формы реформирования образца 1990-х гг.»
Расхождение будет продолжаться и в сфере понимания национальных интересов. Стремление России к тому, чтобы играть большую роль в мировых делах, Запад будет воспринимать как попытки окончательно разрушить и так «трещащие по швам» структуры «однополярного мира». В этой связи отсутствие общих ценностей и стандартов окажется не только поводом для отсутствия стабильного сотрудничества, но и основанием для конфликта. Особенно это будет проявляться в тех частях мира, где Россия неизбежно для нее будет пытаться играть наибольшую роль, т.е. в ее непосредственном окружении.
Б. В условиях глобального кризиса и неопределенности России необходимо будет пытаться усилить контроль над важными для нее частями постсоветского пространства. Речь идет о вполне объективных экономических (поставки продовольствия и кооперационные промышленные связи с европейской частью постсоветского пространства, получение природных ресурсов и рабочей силы из Центральной Азии) и военных (гарантирование безопасности по границам России, в восточно-европейском, южнокавказском и центральноазиатском регионе) интересах.
К этому же будет толкать и неизбежное ослабление мирового влияния США, так как последним придется заняться внутренними проблемами. Соответственно, будет расти интерес РФ к созданию сферы влияния на постсоветском пространстве.
Однако в политике России неизбежно будет сохраняться очень большая противоречивость.
Во-первых, Россия никак не может скоординировать свои интересы на постсоветском пространстве с выделением соответствующих ресурсов. Это – одна из причин того, что она не может выработать в этой сфере никакой последовательной стратегии. В результате ее политика в большинстве случаев принимает декларативный, не гарантированный реальной экономической, военной и пропагандистской силой характер. Она также чрезвычайно ситуативна и непоследовательна.
Во-вторых, РФ не удается сделать выбор в пользу той или иной формы взаимодействия с постсоветскими странами: классическая сфера влияния или интеграция наподобие ЕС. Каждый из этих выборов имеет свою цену, которую Россия платить не захочет. Выбор в пользу классической сферы влияния в условиях современной глобальной политической культуры, заданной распадом западных колониальных империй в середине XX в., обладает очень слабой легитимностью. Однако это — то, чего хочет очень существенная часть российской политической элиты. В этой ситуации России необходимо будет продолжать пытаться «нащупать» новую форму образования сферы влияния, соответствующую современным тенденциям и иммунную по отношению к критике «неоимперской» и «неоколониальной политики».
«Прикрытие» такой сферы влияния формальными интеграционными структурами – один из возможных выборов, который Россия уже давно пытается реализовать. Однако пока этот выбор «срабатывал» очень плохо. Ведь он требует, чтобы Россия сама ограничивала свой суверенитет в пользу интеграционных структур и передавала, в их рамках, часть полномочий по своему управлению другим постсоветским странам. На это РФ никогда не пойдет. Примером может служить то, что в рамках ОДКБ наша страна, фактически содержащая структуру, отказалась ратифицировать больше соглашений, чем другие участники организации.
В-третьих, по мере усложнения демографической ситуации внутри самой России будет обостряться выбор между большей интеграцией с постсоветскими странами (и, соответственно, открытием для них своего рынка труда) или изоляцией от них. Для существенной части не только населения, но и политико-административной элиты (особенно, на муниципальном уровне, например, в руководстве Москвы, или на уровне таких ведомств, как МВД) предпочтителен был бы выбор в пользу сохранения максимальной этнической и культурной однородности страны. В противном случае уже в 5-10-летней перспективе будет постепенно увеличиваться число факторов, толкающих РФ в сторону построения мультикультуральной модели политической системы, к чему политическая элита России явно не готова. С другой стороны, к мультикультурализму будет толкать рост дефицита рабочей силы в низкопрестижных профессиях, который будет опережать любое падение спроса на нее даже в условиях кризиса.
В. США в среднесрочной перспективе продолжат выступать на постсоветском пространстве в качестве лидера западной коалиции, хотя Америка и постарается максимально, насколько это вообще возможно, переложить «ответственность» за постсоветское пространство и сопредельные территории на Европу. Именно поэтому можно будет продолжать говорить о «Западе», имея в виду, прежде всего, политику США.
Американскую политику будут продолжать характеризовать неразрешимые противоречия, существенно превышающие таковые, например, в политике России. Это – одна из причин, почему влияние и России и США на постсоветском пространстве будет продолжать уменьшаться в пользу новых мировых лидеров, таких как Китай.
Одна из основных проблем США, преодоление которой трудно себе представить, — сохранение дилеммы интересы–ценности на постсоветском пространстве. Скажем, с точки зрения интересов США выгоднее поддерживать существующие на постсоветском пространстве политические элиты. Однако с точки зрения ценностей их позиции необходимо подрывать в пользу становления либеральных демократических институтов[3]. Особо острые формы это противоречие принимает в Центральной Азии.
Эта дилемма при демократической администрации может обрести новые формы. Демократы, преодолевая раскритикованные ими односторонние подходы администрации Буша, будут стремиться везде, где это возможно, вновь наладить сотрудничество с другими странами. Однако стремление к сотрудничеству у них неизбежно будет сопровождаться навязыванием стандартов и ценностей такого сотрудничества. Последнее же для постсоветских политических элит, прежде всего, российской, будет восприниматься как давление еще более сильное, чем если бы речь шла просто о прагматических американских интересах. Подобная ситуация уже имела место в 1990-е гг.
Другим следствием прихода к власти Б.Обамы может стать декларированное им в процессе предвыборной кампании усиление американского присутствия в Афганистане. Это, соответственно, может привести к новому росту американского влияния в Центральной Азии (как это имело место в период наиболее активных фаз антиталибской операции после 9/11). В частности, такому ходу событий будет весьма способствовать начавшееся новое сближение Узбекистана со странами Запада.
Рост внимания США к Афганистану приведет, прежде всего, к активизации существующих баз стран НАТО в Киргизии, Таджикистане, Узбекистане. Может быть активизировано также использование транзита через бывшую советскую военную базу Мары-2 в Туркменистане. Усилится и сотрудничество с Казахстаном, включая военный транзит, взаимодействие в рамках программ НАТО и на Каспии.
Однако такая активизация США в Центральной Азии будет встречать недовольство и отпор не только со стороны России, но и со стороны Китая (последнее для Америки намного опаснее). Более того, если давление США на Россию и Китай в Центральной Азии слишком усилится, то это приведет к еще большему сближению этих двух стран. В связи с этим администрации Обамы неизбежно придется договариваться с РФ и КНР.
В целом, все описанные выше факторы действуют в сторону преобладания умеренной конфликтности на постсоветском пространстве. Обилие игроков, расхождение их интересов и ценностей, отсутствие эффективных способов согласования позиций — все это провоцирует конфликты. Однако при этом никто не будет готов к слишком сильному конфликту; на это не будет хватать ни ресурсов, ни желания, учитывая то, насколько внутренне противоречивы и неустойчивы позиции самих ключевых игроков, прежде всего, России и США.
24 декабря 2008 г.
[1]«Global Trends 2025: A Transformed World» // http://www.dni.gov/nic/PDF_2025/2025_Global_Trends_Final_Report.pdf
[2]Nikitin A. The End of the "Post-Soviet Space". The Changing Geopolitical Orientations of the Newly Independent States/ A. Nikitin. - London: Chatham House, 2007.
[3]Jones S. D. Securing Tyrants or Fostering Reform? US Internal Security Assistance to Repressive and Transforming Regimes/ Seth D. Jones, Olga Oliker, Peter Chalk, C. Christine Fair, Rollie Lal, James Dobbins. - RAND, 2006.
|
|
|
